Я ломаюсь. Рассыпаюсь на осколки, которые царапают мои легкие изнутри, заставляя меня задыхаться.
Я сбилась со счета, сколько раз я уже начинала с чистого листа. Собирала себя по кусочкам, старалась забыть , а потом примеряла на себя новую личность. Ту личность, которая казалась мне лучше. Удобнее. Защищеннее. И раз за разом окружающие заставляли меня отбрасывать эту личность в сторону, оголять душу. Они залезали мне под кожу, текли по венам, а потом вырывали сердце, наблюдая за тем, как оно продолжает истошно биться в их руках, даже не понимая, что они только что сделали. Даже не понимая, что этот комок и есть самое важное для меня. Это и есть я. И когда они получали меня, держали меня в своих руках, они не находили ничего лучше, чем сломать мою душу, растереть её в пыль, откусить от нее кусок и раскрошить его зубами. Пережевать и выплюнуть. И двигаться дальше. Словно ничего не произошло.
А я ждала. Ждала, когда они уйдут. Ждала, чтобы разреветься в голос, чтобы упасть на колени и начать собирать то, что осталось, и постараться это склеить. Склеить по пылинкам, по былинкам, по кусочкам. Клеить и улыбаться. Делать вид, что все в порядке. Делать вид, что внутри меня не кривое разбитое зеркало, а новенький, никем не тронутый лист стеклопакета. Делать вид, что не было всего этого. И выбирать новую личность. Еще более дерзкую, еще более жесткую, еще более закрытую. А потом ухмыляться извечному “надо быть общительнее и люди к тебе потянутся”. Потому что я знаю, чем это кончится. Точно знаю. Также как знаю, что кто-то все равно умудрится проникнуть под кожу.
